среда, 11 января 2012 г.

Давид. Противоречия человеческого сердца - Введение


ВВЕДЕНИЕ
«Библия - как ноты. Знаешь их - зазвучит музыка. Нет - одни крючки».[1]
Александр Мень.

Жизнь человека не бывает простой, она, скорее, подобна головоломке, в которой разве что Богу под силу разобраться. И даже жизнь самого убогого и посредственного, на чей-то взгляд, человека – это лабиринт, по которому можно блуждать до бесконечности. Стоит только попробовать заглянуть в чью-то жизнь, и голова пойдет кругом в веренице событий и лет, а мысли безнадежно спутаются, пытаясь разобраться во всех хитросплетениях эмоций и мотивациях поступков. Она подобна бездонному колодцу – только загляни внутрь и у любого смельчака перехватит дыхание от осознания зияющей в нем глубины. И, тем не менее, большинству из нас свойственно воспринимать человеческую жизнь несколько по-другому.
Все представляется нам настолько простым, когда речь заходит о жизни другого человека, и в то же самое время мы не замечаем того, насколько все усложняется, когда речь заходит о нашей собственной жизни.
Мы редко задумываемся над тем, что если мне тяжело мириться с чьим-то несовершенством, то точно также кому-то не под силу переносить мои недостатки, и поступки, выходящие за пределы его понимания, культуры и веры. Мы так часто изумляемся, что кому-то непонятны очевидные, на наш взгляд, вещи. Но при этом не думаем о том, что и сами можем стать причиной чьего-то изумления. Мы ожидаем от кого-то стопроцентной честности, когда сами не бываем абсолютно честны. Мы ожидаем от кого-то искренности, но что можно сказать о нашей собственной душевной открытости и готовности впустить ближнего в тайные уголки своего сердца? Другими словами, мы часто требуем от людей вокруг нас совершенства, которого лишены сами. Мы судим других так, словно рассчитываем на то, что сами никогда не окажемся на «скамье подсудимых».
Наверное, нет на земле такого человека, который бы не испытал всю тяжесть неумолимого и безжалостного вопроса: «Как же ты мог это сделать?», или «Как же ты мог такое сказать?» В этом вопросе содержится не только осуждение, но, что гораздо хуже, – нежелание понять другого человека и фактическое отвержение.  Ставя вопрос подобным образом, мы не оставляем человеку шанса на принятие и понимание, ведь его поступок оказался за пределами нашего понимания, убеждений, принципов, веры, а мы то уж точно никогда бы не поступили подобным образом. Но в том то и дело, что поступили, поступаем и будем поступать. И не так, так иначе! Речь идет о принципе – мы все согрешаем, мы все делаем глупости, нам всем приходится краснеть и чувствовать себя неудобно.
Удивляет другое, все те,  кто некогда стали жертвами подобного отношения к себе, спустя время стали чьими-то «палачами». Становится просто удивительно, почему, принимая себя такими, какие мы есть, со всеми своими пороками и недостатками, мы отказываем в принятии людям, в которых едва заметим тень несовершенства.[2] На мой взгляд, виной всему роковая ошибка, которую мы вновь и вновь допускаем на протяжении всей нашей жизни, оказываясь на «судейском месте», и она заключается в том, что мы пытаемся упростить то, что простым быть не может. Мы пытаемся нивелировать то, что уравнять невозможно. Нельзя смотреть на чью-то жизнь через призму своей собственной и нельзя сравнивать свои жизни, потому что мы не в силах сделать это объективно.
Ведь чаще всего совершенный поступок или произнесенное слово становятся основой для нашего суждения о жизни другого человека. Но едва объектом осуждения становимся мы сами – изменяется наш подход к суду: если других мы судили по их делам, то себя мы судим по ситуации и побудительным мотивам. С другой стороны, если мы и имеем представление о мотивах собственных поступков, - то о том, что толкнуло ближнего на тот или иной шаг, мы можем только догадываться. Когда речь заходит о другом человеке, мы чаще всего мало что знаем о нем, и потому не имеем полного представления о происходящем в его душе. Мы воссоздаем картину реальности так, как если бы это делал слепец, пользуясь другими органами чувств и опираясь на информацию, полученную от окружающих. Но поступая так, мы не сможем представить реальное положение дел. Вот так и с нашим суждением о других – мы лишены полного представления о ситуации. И даже если опираемся на определенные факты и неопровержимые доказательства – это все равно мало что изменит, потому что у нас нет возможности увидеть и узнать абсолютно все.
Ведь если мы и можем с какой-то определенностью оценить свою ситуацию, то оказаться на чьем-то месте не всегда будет просто. Но вникнуть по-настоящему в чью-то жизнь, при этом, не проживая с этим человеком день за днем, час за часом, минута за минутой и мгновение за мгновением невозможно в принципе. Таким образом, наш суд всегда будет поверхностным, а значит, и лишенным какой бы то ни было истины.
Итак, мы лишены возможности так глубоко заглянуть в душу другого человека, а значит, мы также лишены и возможности верно судить о нем. Никто из людей не может окунуться в омут тайных мыслей, суждений и побудительных мотивов другого человека. Нам доступно только то, что лежит на поверхности – совершенные поступки и сказанные слова. Гораздо реже нас посвящают в тайны, свидетелями или участниками которых стали другие. Но еще реже нам открывается доступ во «святое святых» человеческого естества – сферу мотивации его поступков.         
В этой связи мне представляется совершенно уникальным опыт погружения в мир историй, повествующих нам о жизни библейских героев. И дело не в том, что каждая из этих историй уникальна по своему содержанию, и даже не в исторической достоверности описываемых событий заключается их подлинная ценность. Их ценность заключена в самой природе библейского рассказа. Судьбы библейских героев порою перекликаются с нашими собственными судьбами, они сложны и неоднозначны. Им так же, как и нам, знакомы сладостный вкус побед и горечь поражений, восторг надежд и боль разочарований. Одного и того же героя можно увидеть исполненным благородных стремлений и высоких помыслов, а спустя мгновение беспристрастный рассказчик изобразит его погрязшим в ничтожной трусости и низком коварстве. И вдруг этот же самый герой на новом витке жизненного серпантина вновь предстает исполненным любви и готовности отдать свою жизнь за того, кого совсем недавно ненавидел. Как и любой человек, никто из библейских героев не застрахован от ошибки. И как совершенно справедливо заметил Сомерсет Моэм: «…но разве дано нам предвидеть, как низко человек способен пасть и как высоко вознестись?»[3] Да, такова она, самая обычная и в то же время невероятно необычная человеческая жизнь. И мир библейских героев, как бы и кто бы не старался это исказить или приукрасить – это мир реальных, самых обычных людей.
Но не откровение о реализме библейского мира заставляет меня трепетать, перелистывая страницы Священного Писания, а, скорее, уникальность и беспрецедентность предложения посмотреть на жизнь человека глазами Бога. Библия – это и есть взгляд Бога на человеческую историю, переданную нам доступными и понятными для нашего восприятия средствами.[4] Читая Священное Писание, мы заглядываем туда, куда заглянуть может только Он. Мы обретаем возможность слышать то, о чем говорят за закрытыми дверями, мы становимся свидетелями коварных интриг и заговоров, а иногда мы слышим то, что может услышать только Он – голос человеческого сердца. Мы не отдаем себе отчета в том, что, следуя по страницам Священной истории, вслед за нашим рассказчиком мы заходим туда, куда смертные войти не могут. Мы мгновенно переносимся из одной эпохи в другую, совершаем головокружительные скачки с места на место, и при всем том абсолютно не понимаем ценность привилегии, которая нам дана! Ведь проникая подобным образом в мир библейских героев, мы становимся свидетелями свершающегося таинства Божьего. Именно здесь перед нами раскрываются не только совершенные поступки, но и то, что им предшествовало: мысли, побуждения, тайные разговоры и т.д. Мы лишены возможности обладания подобной информацией в нашей повседневной жизни, но в мире библейской истории Бог позволяет нам вместе с Ним увидеть не только чей-то поступок, но и его истоки. А значит, из этих, давно ставших «историей» историях, нам позволено узнать об отношении Бога к тому, что происходит в современной жизни.
И нет ничего простого в этих историях! Какими бы они не были, длинными или короткими, каждая из них – это свой особый мир и путь длиною в жизнь. Жизнь человека редко (если вообще она таковой бывает) проходит гладко и ровно. Жизнь человека сложна и неповторима, в чем и заключается ее прелесть. Человек не застрахован от ошибок и падений, но у Бога есть план, как его поднять. И надо сказать, что красота человеческой жизни заключается не столько в стойкости и «устойчивости» человека, сколько в его готовности и способности подниматься после падения.
Однако, несмотря на очевидную неспособность человека прожить жизнь не ошибаясь, также очевидно, что своим отношением к чужим и собственным ошибкам мы создаем иллюзию того, что жизнь человека может проходить «без сучка и задоринки». Наверное, именно поэтому мы и пытаемся изобразить такой идеальной жизнь многих библейских героев. Для нас ведь важно, чтобы их персоналии могли нас вдохновлять. Поэтому мы и слышим проповеди, призывающие нас быть похожими на Авраама, Моисея или Давида. В жизни этих и других библейских героев нет места человеческим слабостям. На то ведь она и жизнь героя. Но если все же падения и ошибки имеют место, – мы стараемся сделать вид, как будто бы их нет, ведь мы же не хотим унизить подвиг и величье героя?! Кроме того, нам нужен эталон, который служил бы мерилом для наших собственных, и, что еще более важно, чужих жизней. Таким образом, библейский герой становится еще и нашим обвинителем.
Так, например, в момент проявляемой нами слабости под давлением испытаний, нас судит Иов, который, страдая, не жаловался. Если у нас недостает веры, мы вспоминаем Авраама, кротости – Моисея, ну и т.д. У перечисленных выше героев мы не замечаем недостатков, и не потому, что у них их не было. А потому, что на мужей веры нас приучили смотреть через особые «очки», которые исключают наличие в их жизни каких бы то ни было «черных» пятен.
Однако проблема заключается в том, что эти пятна все-таки есть, а их игнорирование приводит к потере цели и смысла библейской истории. А используемый для маскировки проблем метод истолкования превращается из непредвзятого исследования в неприкрытое лицемерие. Мы отказываемся принять Божье приглашение посмотреть на мир Его глазами, пусть и через призму человеческого изложения. Но что самое важное, таким образом мы лишаемся возможности узнать и о том, как Бог смотрит на нас. Ведь жизнь библейских героев – это жизнь обычных людей, таких, как мы с вами. Жизнь любого из них – это жизнь реального, самого что ни на есть человечного человека. Именно такую жизнь мы можем наблюдать на страницах Библии в описании непростого, полного взлетов и падений жизненного пути царя Давида.
            Какой же была жизнь Давида? Об этом сложно сказать наверняка, ведь библейский текст не является ее полным описанием. Скорее в Библии мы найдем лишь тщательно выверенный рассказ, соответствующий определенному замыслу автора, последовать за которым нас приглашают.[5] История Давида – это повесть о непознаваемости, противоречивости, красоте и мерзости страстей,[6] бушующих в человеческой душе. Это история человека, который страстно любил Бога, но также был способен и на хладнокровное убийство своего ближнего. Это история человека, который безумно любил своего сына Авессалома, но в то же самое время сторонился его, боясь приблизить к себе, потому что видел в нем своего соперника.[7] Это история человека, который был бескомпромиссным в одних случаях и позволял себе преступную слабость в других. Но это не только его история, это также история всего человечества, трагедия которого выражена в восклицании Павла: «Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7:18-19). Это и моя история, потому что и я восклицаю сегодня вместе с ним: «Боже мой, почему я поступаю так, хоть не хочу того? Почему мне бывает приятно зло, которое всем сердцем ненавижу? Почему, зная о последствиях, все же совершаю поступок? Почему не провожу время с теми, кого люблю, и трачу его на тех, кто этого не стоит? Почему боюсь быть собой, и почему примеряю на себя чужие роли? Почему? Почему? Почему?»
Я не знаю, найду ли ответы на все эти вопросы, пускаясь в путешествие по жизни Давида. Но я уверен в одном – этот муж Божий прожил замечательную и яркую жизнь, и в чем-то она была похожа на жизнь каждого из нас. А значит, изучая его жизнь, я больше постигаю свою. Возможно, это не поможет мне забыть прошлые проблемы и уберечься от будущих ошибок, но я наверняка смогу найти подтверждение своей уверенности в том, что Бог никого из нас не оставит. Не оставит, как Он не оставил и Давида, того Давида, который получил так много, и пренебрег всем ради сиюминутной страсти. Как не крути, но в какой-то момент каждый из нас становится духовным потомком Исава, и Богу пришлось бы отвергнуть всех Своих детей, потому что порой мы только и способны видеть чечевичную похлебку, подаваемую нам «хитрецом Иаковом». Но милость Его проявляется в том, что через жертву Иисуса Христа Он смотрит на нас как на Своих духовных потомков. Отпрыск, произошедший из корня Иессеева, отца Давида, дал нам ту же надежду, которая была дана и Давиду – Бог останется верен Своему завету с нами. Тому завету, в который Он вступил добровольно, завету в котором Он ничего не ожидает от нас взамен, а только обещает, что Его любовь к нам будет непреложна и неизменна.


[1]Александр Мень. …Ваш отец Александр. Бостон: Публикации Дианы Виньковецкой, 1998.
[2]В то время как Христос повелевает нам возлюбить ближнего как самого себя и поступать с другими так, как бы мы хотели, чтобы поступали с нами, мы упорно продолжаем любить себя и отказываемся удостоить любви своего ближнего, а с другими поступаем так, как не пожелали бы того себе.
[3]Сомерсет Моэм, Избранные произведения в 2-ух томах. Т. 2. Роман и рассказы. Санаторий (М.: Радуга, 1985), 690.
[4]К этому можно, пожалуй, добавить, что читатель видит историю глазами Бога, но через «очки» библейского автора.
[5]Библейские повествования облечены в форму «рассказа», в котором переплетаются и теология, и история. Однако они не являются ни богословскими, ни историческими текстами в строгом смысле слова. См. Грант Р. Осборн, Герменевтическая спираль: общее введение в библейское толкование / Пер. с англ. – Одесса: Евро-Азиатская Аккредитационная Ассоциация, 2009. – С. 250.
[6]В этом месте мне хочется попросить каждого пережившего благоговейный гнев читателя, вспомнить об убийстве Урии и прелюбодеянии с Вирсавией.
[7]Авессалом совершил суд над Амноном, на который не решился сам Давид, тем самым он противопоставил себя Давиду, став его соперником  еще задолго до того, как он осознанно поднял против Давида восстание.



Посмотреть трейлер к книге
Купить книгу

6 комментариев:

  1. Здорово! Это я об идее :-)
    Действительно, очень часто мы делаем из живых персонажей Библии «картонных героев», выхолащивая и обедняя как сами истории, так и те уроки, которые мы можем из них извлечь. Это целый пласт «библеистики» - погрузиться в судьбы героев, воспринимать их не просто в богословском контексте Писания, но воспринимать их как живых людей. Мы так много теряем, не придавая внимания личностям тех, кто удостоился быть упомянутыми в Библии!

    Я это в особенности остро понял, когда писал свой рождественский рассказ о Захарии: как сложились судьбы других, на первый взгляд, второстепенных персонажей? Или взять Иуду. Почему именно его колено было избрано, почему не Иосиф? Или чем закончилась история Ионы?

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Спасибо :) Это я о том, что тебе понравилась идея :)))

      Удалить
  2. Я задумал целую серию таких историй по возвращению "человечности" библейским герояв, давно превратившихся в нашем представлении в безжизненные и безгрешные иконы. Пока "очеловечил" Иова и Давида, скоро на подходе Исав и Иаков, вот думаю на кого бы замахнуться следующего? Есть предложения? :)

    ОтветитьУдалить
  3. Ага, я тоже задумал такую же серию и именно по возвращению человечности. Условное название серии "Личности". Меня тоже раздражает, что реальных людей, живших в действительности, сделали предметом либо показательной порки, либо возвеличивания. Превратили их из реальных людей в какие-то фольклерные персонажи, с которыми нет и не может быть сопереживания. При этом на порядок обедняется и назидательная сторона их истории. Например, мы не сможем до конца уяснить величие веры Авраама, если не проникнемся тем, что он чувствовал, что он думал на протяжении долгих трех дней, которые он провел с Исааком на пути из Вефиля к горам Мориа. От того, как эта история преподносится с кафедры, создается впечатление, что Авраам действовал в состоянии аффекта: Раз: Бог сказал, два: Авраам сделал. Тут трудно сопереживать, соотнести себя с Авраамом, а значит, трудно принять, чем именно Авраам угодил Богу.
    *
    Единственно что, моя серия, задумывается более "фантазийной". Не столько публицистической, сколько... "балладной", что ли... Просто серия небольших скетчей о том, как я вижу переживания и судьбы тех, или иных персонажей. В принципе, один скетч у меня уже есть: Захария из моего рождественского рассказа (если не читал, то это тут: http://sosed-neighbor.blogspot.com/2010/11/blog-post_24.html) В работе - бедная вдова и Иона. Боль-мень ясна канва истории Иуды (Яковлевича ;-) Вырисовывается и история с Авраамом, замышляется Пилат и Гамалиил (именно тот момент, что он присутствовал при осуждении Христа синедртоном).
    *
    Может как-то объединим усилия? Что думаешь?

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Я только за (объеденение усилий) причем обеими руками, только расскажи, как ты это видишь: совместная работа над каким-то определенным героем, издание разных историй в общей серии (часть под твоим, часть под моим авторством)?

      Удалить