"БОГОСЛОВСКИЙ ФУНДАМЕНТАЛИЗМ КАК ТОРМОЗЯЩИЙ ФАКТОР В РАЗВИТИИ ЕВАНГЕЛЬСКИХ ЦЕРКВЕЙ ПОСТСОВЕТСКОГО ПЕРИОДА" Алесь Дубровский

Алесь Дубровский

теолог, поэт, кандидат филологических наук

БОГОСЛОВСКИЙ ФУНДАМЕНТАЛИЗМ КАК ТОРМОЗЯЩИЙ ФАКТОР В РАЗВИТИИ ЕВАНГЕЛЬСКИХ ЦЕРКВЕЙ ПОСТСОВЕТСКОГО ПЕРИОДА

Ответом на многие вопросы, заявленные для обсуждения в програм­ме «Форума 20», возможно, могут стать идеи, изложенные в данном докладе.

Сразу отмечу, что мой взгляд на общее состояние евангельских церк­вей постсоветского периода скорее пессимистичен, чем оптимистичен. Этот пессимизм не связан с привычными внешними показателями: чис­ленностью церквей, скоростью их роста, общественно-политическим ве­сом служителей и т.д. — хотя эти параметры во многом зависят от все тех же внутренних проблем, о которых пойдет речь ниже. В одной из своих статей я уже озвучил мысль о том, что главная проблема постсоветского протестантизма — фундаментализм [см. 3, с. 120-124]. Сейчас хотелось бы эту мысль развить и пояснить подробнее.

Понимаем ли мы на самом деле, что такое фундаментализм?

Существует ряд абсолютно неадекватных, поверхностных представ­лений о фундаментализме. На мой взгляд, совершенно неадекватной является общепризнанная формулировка, согласно которой фундамен­тализм в христианстве — это вера в непогрешимость Библии. Такая формулировка содержательно недостаточна, и это сразу же понимает всякий, кто знаком с фундаментализмом не понаслышке. Явным упро­щением будет и сведение фундаментализма к буквальной интерпретации Библии. Это даже и не упрощение, а неправда, потому что фундамента­листы прибегают к буквализму только в тех случаях, когда им это удобно. Даже попытка определить протестантский фундаментализм через пере­числение пяти фундаментальных принципов мало что дает.

Напомним эти принципы:

1)     непогрешимость Священного Писания;

2)     божественное происхождение Христа и непорочное зачатие;

3)     смерть Христа на кресте за грешников («искупление замеще­нием»);

4)     физическое воскресение Христа;

5)   будущее возвращение Христа во плоти (второе пришествие).
Дело в том, что сущность того или иного религиозного движения не

может быть описана только перечислением доктрин. Очень часто опре­деляющими оказываются совсем другие факторы, а вовсе не официально провозглашенные доктринальные формулировки.

Очень запутывает «этимологический» подход к термину. Пред­полагается, что «фундаментализм» — это якобы возвращение к фун­даменту, к основам, в данном случае — к первоапостольскому христи­анству. Но если бы это было так, то фундаментализм должен был бы необычайно чутко относиться к изысканиям научной библеистики, а на самом деле он относится к ним откровенно враждебно. Сами же эти изыскания вновь и вновь выявляют колоссальные отличия между совре­менным протестантским фундаментализмом и первоапостольским хри­стианством, что самих фундаменталистов откровенно раздражает.

Понятие протестантского фундаментализма обросло в сознании исследователей (особенно видящих объект исследования извне) мно­гими мифами. Можно столкнуться с представлением, будто фундамен­тализм — это всегда «ревайвел», всегда духовное пробуждение и воз­рождение. Но христиане, которые наблюдают жизнь церквей изнутри, прекрасно знают, что это далеко не так. Второй распространенный миф заключается в том, что фундаментализм якобы тождествен христиан­ской ортодоксии (или ортодоксальности), является самым строгим за­щитником и последним оплотом подлинного христианства. В противо­вес этому заметим, что фундаментализм возник в конце 19 века, не имеет никаких прав на статус ортодоксии и не только не является оплотом хри­стианской истины, но и всячески ее искажает. Как будет показано ниже, в фундаментализме имеются серьезные еретические элементы, чрезвы­чайно разрушительно сказывающиеся на духовном уровне церквей и ве­рующих, придерживающихся этого учения.

Наконец, не следует совершать такую распространенную ошибку, как отождествление фундаментализма как такового с его отдельными разновидностями. Например, иногда протестантский фундаментализм отождествляют с диспенсациализмом.

В противовес пяти фундаментальным принципам, которые, разуме­ется, частично помогают понять официальное вероучение фундамен­талистских церквей, но совершенно не дают никакого представления о методологической основе фундаменталистского богословствования, в данном докладе мы рассмотрим пять действительно неотъемлемых признаков фундаментализма. Фундаментализма не умозрительного, а вполне реального, предстающего не просто как отвлеченная догма­тика, а как целостная система мышления и — во многом — практики. Вышеперечисленные фундаментальные принципы сами по себе проблем для христианских церквей не создают (или почти не создают), хотя и мо­гут вызывать критику с богословской точки зрения — причем для этого даже не надо углубляться в какие-то сложные нюансы (ниже мы немного поговорим, например, о заместительной теории искупления, невозмож­ность отождествления которой с учением первоапостольской церкви слишком очевидна, чтобы об этом вообще дискутировать). Но важно то, что в реальной жизни, в том числе в реальной духовной жизни христиа­нина и христианской церкви, никакие проблемы не могут быть сведены к словесным доктринальным формулировкам, хотя некоторые христиане почему-то верят в эту иллюзию. Важно помнить, что, кроме реальности словесной, есть еще реальность настоящая. И эти две реальности зача­стую не совпадают.

1. Фундаментализм как неодокетизм

За распространенным представлением о фундаментализме как о вере в непогрешимость Библии стоят проблемы, о которых мало кто задумы­вается. Прежде всего необходимо четко понимать (и мы будем постоян­но к этому возвращаться), что тезис о непогрешимости Библии сегодня превратился в лозунг. Что за ним стоит — не знают даже сами фунда­менталисты. Этим лозунгом прикрываются доктрины и идеологемы, никакого отношения к Библии не имеющие. Провозглашаемый пиетет по отношению к Библии никак не вяжется в фундаментализме с потря­сающим нежеланием серьезно и научно подходить к изучению Библии и делать серьезные выводы из этого исследования. Об этом поговорим ниже, сейчас же обозначим лишь некую парадоксальную ситуацию: если вера в непогрешимость Библии действительно есть сущность фундамен­тализма, то по каким-то причинам эта вера ни к чему не обязывает самих фундаменталистов? В лучшем случае нас попытаются убедить в том, что христианская вера неотделима от «шестидневного креационизма», от которого непосредственно «зависит наше спасение», но при этом мы на каждом шагу будем видеть, как подлинные библейские ценности в фун­даменталистской доктрине оказываются попранными.

Данный доклад в дальнейшем не будет содержать нападок на этиче­скую составляющую этого типа христианской духовности, поэтому лишь вкратце выскажем мысль о том, что учение, которое в принципе неот­делимо от эксклюзивистской самоуверенности, нетерпимости к инако­мыслию и претензий на свою собственную непогрешимость, уже вряд ли может вообще претендовать на роль носителя библейского духа. Чтобы не возвращаться к этой теме, сошлемся на немало изумивший нас отры­вок из одного фундаменталистского комментария к Библии, где было сказано, что «истина выше любви». Как вообще в контексте христиан­ского сознания могла родиться такая формула? Разве все христианство от начала и до конца не кричит нам о полной невозможности отделить эти два понятия друг от друга, противопоставлять их друг другу, сталки­вать их друг с другом — уже хотя бы потому, что оба они являются каче­ствами личности одного и того же Бога? Если в некоем учении «истина» оказывается не в ладах с любовью — это заставляет усомниться в самих христианских корнях этого учения.

А вот сейчас и поразмыслим о «корнях». И это размышление обеща­ет нам много сюрпризов.

Если вдуматься в понятие непогрешимости по отношению к тексту, то получается интересная ситуация. Человеческий язык, человеческие слова, с точки зрения фундаментализма, наделяются способностью фор­мировать нечеловеческий текст. Библию неизбежно придется обозвать этим неблагозвучным словосочетанием, если согласиться с фундамен­талистами. Давайте вернемся к претензиям фундаментализма на некую абсолютную ортодоксальность, чуть ли не первоапостольскую аутентич­ность библейских текстов. Обратимся к одной из центральных истин христианства — представлению о Боговоплощении. А. Мень пишет: «...провозвестие Церкви и Библии есть богочеловеческое провозве­стие. Высшей точки Завет достигает в момент Боговоплощения, ког­да "Слово стало плотию и обитало с нами" (Ин 1:14). Догматическое определение этой тайны дано на IV Вселенском соборе (Халкидон, 451), который исповедал веру в богочеловечество Христа Спасителя. Халкидонский догмат, широко истолкованный, стал надежным ори­ентиром для Церкви, ограждая ее от монофизитских уклонений. Этот догмат выходит за пределы собственно христологии, позволяя рас­сматривать все бытие Церкви как богочеловеческое» [5, с. 145]. Это цитата из статьи «Богочеловеческая природа Священного Писания» в «Библиологическом словаре» А. Меня. И это более чем логично — говорить о Халкидонском догмате применительно к библиологии, а не только христологии. Если Христос, будучи Словом, имеет богочелове-ческую природу, то как христианская мысль может уклониться от един­ственно правильного вывода о богочеловеческой природе Библии?

Ни докетизм (представление о кажущейся человечности Христа), ни монофизитство не являются невинными заблуждениями или, тем более, допустимыми вариациями христианского учения. Это ереси. Они иска­жают подлинно христианское понимание того, что такое Откровение и Воплощение, и чрезвычайно затуманивают сотериологический смысл оных.

В том же словаре, в статье о богодухновенности Писания, А. Мень цитирует А.В. Карташева: «...формула "Бог — автор священных книг" должна звучать как монофизитский уклон от нашего Халкидонского православия» [5, с. 135]. Разумеется, протестантские фундаменталисты могут возразить, что «Халкидонское православие» для них не автори­тет. Но, во-первых, ниже будет показано, что такое возражение было бы откровенным лукавством, а во-вторых, если бы это действительно было так — тогда что мешало бы открыто возродить ересь монофизитства? Значит, авторитетом являются и первые четыре Собора (как минимум), и древние символы веры.

Конечно, фундаменталистам не хочется отождествлять свое богосло­вие с осужденными в древности ересями. Официально не хочется, а что происходит на практике? Даже о человечности Христа говорить в наших церквах практически не принято (а не абсурд ли это?). Всякий же раз­говор о человечности (богочеловечности!) Библии воспринимается как страшнейшее посягательство на божественную истину. В реальности же божественной истиной является именно богочеловеческая природа во­площенного Слова — идет ли речь о Христе или о Библии. Без этого по­нимания нет принятия христианства как такового. Бог не превратился в человека и не принял его облик (как предполагает докетизм), а вопло­тился в реальном, настоящем человеке. Без этой «настоящности» все было бы мифом. Если Христос не был подлинным человеком, то и наше спасение не может быть подлинным. Точно так же нельзя представлять богодухновенность Писания как механическое использование Богом человеческого языка, остающегося для Него, по сути, языком чуждым, как бы иностранным, как механическое надиктовывание на этом чуж­дом языке «писцам» некоей внешней для этих «писцов» информации. Самое интересное, что нужно читать Библию с закрытыми глазами, что­бы воспринимать ее авторов как бездумных «писцов». Надо быть глу­хим к тексту, чтобы думать так!

Хочется напомнить также, что учение об абсолютной божественно­сти и надиктованности текста присутствует в исламе. Именно таково отношение мусульман к Корану. В интересной статье А. С. Десницкого «Фундаментализм: выход или вызов для православной библеистики?» приводится любопытный факт с последующим замечательным выводом: «...еще несколько десятилетий назад в одном исламском университете в арабской стране была защищена диссертация, доказывавшая, что зем­ля — плоскость, вокруг которой вращаются Солнце и Луна, ибо именно так описывает это Коран. Это звучит смешно, но сегодня появляются все новые исламские исследования, доказывающие противоположное: нет, Коран как раз учит, что земля шарообразна. Это звучит ничуть не более убедительно. Казалось бы, есть простой выход: признать, что во времена написания Корана (а равно и Библии) люди считали землю плоской, и текст отражает эти воззрения. Для исламистов это немыслимо, посколь­ку Коран для них продиктован непосредственно Богом и не содержит в себе ни малейшей неточности или неполноты — но зачем нам, христиа­нам, брать на себя такое неудобоносимое бремя?» [2].

Кто-то придумал фразу о том, что Христос на 100% Бог и на 100% человек. Фраза звучит грубо. Но в ней была бы польза, если бы наконец, следуя и логике, и всему духу христианского учения, мы перефразирова­ли это высказывание и признали, что и Библия — на 100% Слово Божье, но обязательно и на 100% слово человеческое. Ибо вот еще какой есть удивительный парадокс: учение о непогрешимости Писания нужно фун­даменталистам для собственного удобства; им кажется, что массу проб­лем можно решить, сославшись на эту непогрешимость. На практике же никакие проблемы через такое определение не решаются, зато создается много ненужных проблем (см. выше об исламской диссертации на осно­вании непогрешимости Корана).

Реакция фундаменталистов на все это предсказуема: они усмотрят в наших словах стремление доказать идею, будто в Библии есть «ошиб­ки». Мы далеки от мысли вступать в спор по этому поводу, и вот почему: фундаментализму не удается расшифровать эту «вещь в себе» — непо­грешимость текста. Точно так же ему не удается объяснить, что такое в таком случае «ошибка». Расхождения между четырьмя Евангелиями или другими текстами внутри Библии — это «ошибки» или «не ошиб­ки»? Для заботящегося об удобстве фундаментализма неудобно даже существование четырех Евангелий вместо одного, неудобна сама струк­тура Библии, ее жанровое многообразие (например, какой смысл Богу диктовать хвалебные псалмы Самому Себе?). Жанровая наполненность Библии вообще должна была бы ставить фундаменталиста в тупик: дей­ствительно, что делает в Библии поэзия? Для чего там притчи? Почему бы вместо притч не записать догматические определения из учебника систематического богословия? Фундаменталист готов воспринимать в Библии разве что жанр протокольной фиксации исторических событий (хотя почему такая фиксация должна быть Словом Божьим?). В сущно­сти, для фундаменталистского мышления вполне подошла бы иная «би­блия» — список запретов, повелений и догматов, в которые надо верить, чтобы спастись.

Таким образом, христиане, и автор этого доклада в том числе, во­все не обязаны защищаться от обвинений в каких-то злых умыслах по отношению к Священному Писанию, когда эти обвинения исходят от странного учения, возникшего чуть более ста лет назад. Если говорить о целях автора данного доклада, то они просты: хочется, чтобы люди чита­ли Библию как можно более плодотворно. Фундаментализм же надевает на них своеобразные очки, которые этому сильно мешают.

Мы рассмотрели только один аспект проблемы. Дальнейшее рассмо­трение покажет другие существенные препятствия, воздвигаемые фун­даментализмом на пути христианина, желающего познавать истину. Если человеческая составляющая в Библии игнорируется, то масса смыслов просто теряется при чтении.

Еще один парадокс: фундаментализм обычно настаивает на макси­мально буквальном понимании текста. Если под буквальным понимать смысл, максимально приближенный к изначальному замыслу (что не одно и то же с тем буквализмом, который нужен фундаменталистам), то это вовсе и не плохо. Но как мы приблизимся к этому изначальному смыслу, если будем игнорировать человеческий аспект? А человеческий аспект — это исторический контекст, игра слов, индивидуальность каж­дой конкретной человеческой ситуации, в которой звучало то или иное слово. С точки же зрения фундаментализма, Бог провозглашает Свое Слово не в историческом контексте, не к конкретному человеку, и уж тем более не играет словами (хотя это означало бы плохое владение «иностранным», человеческим, языком), а вещает в глухое безвоздушное пространство, в бездонную вечность.

Мы еще поговорим о том, почему, собственно, фундаментализм плох, почему именно в нем нужно искать проблемы современного отечествен­ного христианства, — но уже сейчас хочется заметить, что сам образ Бога в фундаментализме зачастую представлен настолько непривлека­тельно, что уже одного этого хватило бы для дискредитации данной ре­лигиозной идеологии.

2. Фундаментализм как стихийный традиционализм

В самом слове традиционализм, в самом этом понятии можно не заметить никаких отрицательных коннотаций. Ради справедливости заметим, что далеко не в любом контексте они будут вообще. Но в рамках рассматриваемой темы нельзя не вспомнить, что traditio — это предание.

Мы бы не стали нападать на традиционализм как таковой, если бы не один штрих: фундаментализм позиционирует себя как верного продол­жателя Реформации и вовсе не собирается отказываться от принципа Sola Scriptura. Но давайте внимательно присмотримся к тому, как чита­ется и истолковывается Библия теми, кто ее так почитает. Разве всякий раз на Библию не накладывается традиционалистская догматика? Разве вероучение церкви не является той призмой, сквозь которую восприни­мается Писание? Кто же рискнет утверждать, что у протестантов «пре­дания нет»?

Мы вовсе не собираемся призывать к отказу от предания. Даже на­оборот, полезнее было бы призывать именно к осознанию того, что это предание существует и его невозможно игнорировать. Но есть несколь­ко проблем, и нам все равно придется их решать.

Во-первых, те церкви, которые относятся к своему преданию серьез­но, — соответственно, и изучают его, и чтят, и применяют его последова­тельно. У протестантских же фундаменталистов и система богословского образования (мягко говоря) не та и отношение к традиции бессистемно-фрагментарное. Это уже не столько предание само по себе, сколько пре­дания старцев. Богословское образование, разумеется, надо развивать и идти к тому, чтобы некий минимальный объем значимых текстов наших предшественников студентами прочитывался. Но (и это «во-вторых») свое отношение к традиции надо все же четко согласовывать с принци­пом Sola Scriptura.

Мы должны быть готовы к переосмыслению самых, казалось бы, фундаментальных догматов, если результаты исследования Библии потребуют этого. Но сегодня мы видим, что декларативное, т.е. ни к чему не обязывающее, отношение к авторитету Писания не мешает ста­вить на первое место именно существующее вероучение: законсервиро­ванное, малопонятное даже воцерковленному современному человеку, не говоря уже о неверующих.

За примером далеко ходить не надо; нет даже необходимости об­ращаться к сложным вопросам о Троице и т.п. Вот весьма актуаль­ная  проблема:   юридическая  теория   оправдания,  унаследованная протестантами от средневекового католицизма. В православии ее ни­когда не было. А. Кураев совершенно справедливо критикует ее в сво­ей книге «Протестантам о православии» [4, с. 50-65]. Что мешает нам включить здравое миссионерское мышление, пересмотреть свой «еван-гелизационный дискурс», отказаться от неуклюжего средневекового нарратива? Ведь мы же не связаны монументальным отношением к тра­диции, которое свойственно той же православной церкви! Традиция хо­роша, если к ней относиться творчески. Эту формулу можно смело вос­принимать как всеобщий закон в человеческой культуре, и религиозная сфера исключением не является.

Рабское следование традиции приводит к застою, к духовному омерт­вению. Нигилистическое отношение к традиции также приводит к раз­рушительным последствиям: к примитивизации, деградации. Но творче­ское, разумное отношение к традиции способствует духовному росту.

Нужно быть очень невнимательным, чтобы не заметить, что отече­ственные протестанты могут многое почерпнуть из традиции православ­ной: например, некоторые аспекты в сотериологии, в представлениях о соборности (в противовес западному индивидуализму) и т.п. А воззре­ния, согласно которым христианин должен замыкаться в своей конфес­сии и считать ее самой правильной или даже «единственной истинной», следует признать обычным сектантством, что также является проблемой отечественного протестантизма и тоже связано с фундаменталистским мышлением. И коль скоро речь зашла о православии, то и проблемы этой конфессии мы тоже должны осмыслить — но только акцентировать вни­мание следует на подлинных проблемах, к которым относятся вовсе не иконы и т.п., а именно представление о своей абсолютной исключитель­ности. И если мы хотим чему-то научиться на чужих ошибках, то много-конфессиональность наших стран дает нам для этого все возможности.

3. Фундаментализм как догматоверие

Для огромного количества современных христиан заявления, поме­щенные в настоящем пункте будут, вероятно, самой радикальной ново­стью. Лишь немногие хотят размышлять о том, что в христианстве уко­ренилось одно досадное недоразумение. Как ни прискорбно осознавать, но вера — главная христианская добродетель и одно из важнейших понятий христианства как такового — в сознании многих верую­щих смешалась и перепуталась с самыми разными понятиями, не имеющими к ней прямого отношения. Под верой (спасительной ве­рой!) сегодня христиане понимают все что угодно. Среди этого «всего чего угодно» назовем самую главную подделку, занявшую место подлин­ной веры: догматоверие.

Многие христиане убеждены в том, что спасительная вера — это без­думное (да хоть бы даже и не очень бездумное) принятие церковной догматики, вера в эту догматику, вера в некие формулировки, абстракт­ные положения. Предполагается, что именно эта вера ведет к спасению. Зачастую такая «вера» считается тем более благочестивой, чем более она слепая. Все, что провозглашает Церковь, следует принимать якобы без рассуждения. Об этом чуть подробнее речь пойдет в следующем пун­кте доклада, сейчас же давайте остановимся именно на смешении веры и догматоверия.

Спасительная вера может являться только одним: отношением, и уж, конечно, не к догматам, а к Богу. Это экзистенциальный акт (или экзистенциальная позиция). Принятие же неких вероучительных форму­лировок имеет отношение лишь к мыслительным операциям (даже если мышление оказывается, по сути, выключенным). Разумеется, мыслитель­ные операции и экзистенциальная позиция связаны друг с другом, но спутать их никак нельзя. Если бы спасение зависело от правильности ве­роисповедных формулировок, въевшихся в наше сознание, то оно было бы чем-то вроде результата получения высокой оценки на экзамене по церковной догматике.

Д. Бош в связи с данным вопросом пишет: «...наиболее явно прони­кающее воздействие греческой философии на молодое христианское движение отразилось в его растущем стремлении дать определение вере и систематизировать учение. <...> Онтология (Божье бытие) сде­лалось важнее истории (Божьих дел). <...> Все это основывалось на концепции превосходства абстрактной идеи над конкретно-историче­ской. Язычникам, следовательно, надо было прежде всего представить правильное учение о Боге. Ключевым понятием у греков было знание... У многих христианских богословов это понятие постепенно вытеснило понятие о действительном событии. Тема "спасения через знание" про­пагандировалась самыми разными способами... <...> Божье откровение понималось уже не как Его самовыражение в исторических событиях, а как донесение истины о сущности Бога в трех ипостасях и Христа в двух естествах. Целью многих церковных соборов была выработка окончательного символа веры, формулировки их носили категоричный и безоговорочный характер, как будто речь шла о какой-то вполне кон­кретной вещи, а не о чем-то несказанном. Под единством церкви на­чало подразумеваться согласие верующих с этими формулировками. Несогласные отлучались анафемой. Сравнение между Нагорной про­поведью и Никейским символом веры подтверждает такую точку зре­ния. Первая обрисовывает общие нормы поведения, не давая каких-ли­бо конкретных предписаний на этот счет. Все содержание Проповеди носит этический характер, в ней нет никаких метафизических умопо­строений. Никейский же символ веры построен на метафизической основе, содержит множество доктринальных установлений и ничего не говорит о нормах поведения верующего. Ван дер Аалст дает точное определение произошедшему: "Послание стало теорией, теория догмой, а догма вылилась в умело составленные установления"» [1, с. 209-210].

Эта пространная цитата из труда Д. Боша не требует дополнительных комментариев. Сам образ христианства в сознании многих — и верую­щих, и неверующих — искажен. Как нечто бесспорное принимается ут­верждение, будто христианство учит тому, что благочестивая спаситель­ная вера есть не что иное, как принятие формулировок, — причем, по возможности, это бездумное принятие. Увы, христианство этому дейст­вительно учит, — если, конечно, под христианством понимать существу­ющие религиозные организации. Но аутентичное, библейское, христи­анство этому не учит и не учило никогда!

Описанная проблема не является проблемой исключительно про­тестантского фундаментализма. Это общая беда многих христианских конфессий. От завороженности человеческими догматическими форму­лировками надо избавляться очень многим верующим, а не только про­тестантским фундаменталистам. Данный пункт мы включили в описа­ние протестантского фундаментализма по причине того, что названная проблема неотъемлема от него. Без этой проблемы фундаментализма не бывает — хотя бывают и «не совсем фундаменталистские» церкви, име­ющие такую же проблему.

Если кто-то попытается оспорить данное утверждение, указав на пренебрежительное отношение к богословию, существующее в некото­рых антиинтеллектуалистских фундаменталистских кругах, это не будет возражением по теме. Ведь пренебрежение в этих кругах высказывает­ся именно в адрес богословия, а вовсе не в адрес традиционалистской догматики, конфессионального вероучения, «предания старцев». Это разные вещи. Можно не разбираться в истории Вселенских соборов, но бдительно оберегать принятые в своей конфессии вероучительные формулировки, отождествляя их с истинами, непосредственно взятыми из непогрешимой Библии. Очень важно подчеркнуть, что догматоверие наиболее органично сочетается именно с пренебрежением к серьезному богословию, а вовсе не с увлеченностью оным. И здесь мы плавно пере­ходим к следующему пункту.

4. Фундаментализм как иррационализм

Автор этих строк сразу же должен признаться, что занимает абсолют­но непопулярную и несовременную позицию. Наша эпоха — это эпоха недоверия к разуму и его полной дискредитации. Это тот пункт, в ко­тором фундаментализм (вопреки своему обычаю) оказался полностью согласен с духом века сего. С нашей же точки зрения, дискредитировать разум — значит дискредитировать Божье творение.

Разум дан человеку отнюдь не дьяволом. Разум — это высший дар, свидетельствующий о человеке именно как о венце творения. Но в хри­стианство давно закралось еще одно фатальное недоразумение: враж­дебное отношение к разуму. Порождено оно не фундаментализмом — но последний, опять же, без оного немыслим. Как писал П. Тиллих, «в этом проявляются демонические особенности фундаментализма (нам импонирует смелость, с которой П. Тиллих называет вещи своими име­нами, ибо обвинения в демонизме, которые фундаменталисты адресуют своим оппонентам, давно пора переадресовать им самим. — А. Д.). Он уничтожает естественное и искреннее стремление к поиску истины, раз­рушает совесть (в другом переводе — сознание. — А. Д.) своих мыслящих приверженцев и превращает их в фанатиков, поскольку они вынуждены пресекать, подавлять и скрывать смутно осознаваемые ими элементы ис­тины» [6, с. 9].

Следует четко понимать, что здесь мы уже имеем дело с грехом. «Отключение» разума, отречение от необходимости мыслить — тяже­лый грех. Ужасает то, что в христианстве черное стало называться белым и столь серьезный грех стал мыслиться великой добродетелью. Разум от­кровенно демонизируется многочисленными христианскими проповед­никами и даже богословами — иначе как результатом некоего ослепле­ния это не назовешь!

В структуре человеческой личности есть две противоборствующие силы: психика и сознание. Если христиане дискредитируют второе, то им ничего не остается, как только превозносить первое. Но это — тупик, абсурд! И представления о том, что якобы психикой можно познавать Бога, отправив при этом в утиль разум, ведут в самые глубины преиспод­ней. Психика выполняет функции приспособленческие; все, что ею мож­но делать, — разве что создавать «бога» по своему образу и подобию, то есть идола.

В христианской мифологии были изобретены хитроумные, но чрез­вычайно вредоносные схемы, определяющие разум в качестве составной части «души», не имеющей ни малейшего отношения к «духу». При этом наивно не замечалось, что при такой раскладке в сфере «духа» не остается никакого осязаемого наполнения. Понятно, что вера — это функция «духа». Но благодаря чему «дух» эту функцию осуществляет? Вопрос без ответа.

Вместо этих мифологических схем мы предлагаем признать, что ра­зум — это именно духовная сила, богоданная и обязанная быть главен­ствующей в развитой человеческой личности. И если человек не мыслит Бога, не подходит к своей вере и — шире — к своей жизни разумно, то он в лучшем случае так и останется тем, на кого намекал апостол Павел: «Братья! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1Кор 14:20).

И снова обратим внимание на то, что такие частные проявления фундаменталистского иррационализма, как антиинтеллектуализм и пре­небрежительное отношение к богословию, не могут не сказываться на чисто внешнем (не говоря уж о внутреннем и духовном) благополучии церкви. Субкультурность, сектантские тенденции, абсолютно непонят­ное состояние богословского образования в постсоветских евангельских церквях — все это и проявление, и следствие той проблемы, о которой идет речь.

5. Фундаментализм как оппозиция научному изучению Библии

Круг замкнулся. Мы начали с отношения к Библии и им же заканчива­ем. Привычное понимание фундаментализма как благочестивого отно­шения к Библии разбивается о реальность. Нельзя назвать благочестивым то отношение, которое монофизитски-докетистским образом искажает понимание природы Божьего откровения. И нельзя назвать благочести­вым отношение фундаментализма к научному изучению Библии.

Парадоксальная ситуация: Библия сегодня изучена как никакой дру­гой текст. Современная библеистика — это пир разума (следователь­но — и духа). Именно из работ серьезных библеистов (а вовсе не из книг популярных проповедников) можно получать живое, яркое откровение. Слова Библии воистину наполняются звучанием и дыханием под пером христианских ученых. Нужно быть человеком, лишенным всякого духов­ного вкуса, чтобы при сравнении фундаменталистских схоластических писаний, подгоняющих Библию под конфессиональные формулировки вчерашнего дня, и трудов известных библеистов отдать предпочтение первым. Еще и еще раз следует повторить: все фундаменталистское по­читание Библии — лишь ни к чему не обязывающая идеология. Да, за ней могут стоять искренние чувства отдельных людей, действительно любя­щих Библию, и эти чувства мы ни в коей мере не хотим оскорбить. Но лозунги, декларации, клятвы в верности библейской непогрешимости, за которыми при этом стоит полное неприятие серьезного, разумного изучения Писания, — есть откровенная демагогия.

Без всякого сомнения, подлинное евангельское христианство бу­дет строить свое богословское сознание и самосознание именно на Писании, но только при разумном прочтении оного. Сколько можно наступать на одни и те же грабли, сколько можно бояться, что научное изучение Библии разрушит нашу веру или нашу церковь? Если мы этого боимся — значит, наша вера уже разрушена, а наша церковь близка к ду­ховному краху!

В заключение данного рассуждения со всей серьезностью выска­жем для кого-то, возможно, неожиданный вывод. Поскольку мы выяс­нили, что понимание фундаментализма как «веры в непогрешимость Библии» является крайним упрощением и ничего на самом деле о фун­даментализме не говорит, то следует признать следующее: христианин, твердо стоящий на общехристианских (или даже традиционно про­тестантских, реформатских) позициях признания абсолютного ав­торитета и истинности Писания, при этом вполне может не быть фундаменталистом.

Почему мы утверждаем, что именно фундаментализм, являющийся совокупностью всех описанных выше элементов, и есть причина боль­шинства проблем постсоветских протестантских церквей? Потому что он проявляется во вполне осязаемых проблемах, будь то маргинальность наших евангельских церквей в обществе, застой в богословском обра­зовании, интеллектуальная и культурная слабость отечественного еван­гельского протестантизма, отток интеллигенции из церквей или даже остановка роста общин и уменьшение их численности (к чему, однако, следует относиться чуть спокойнее, чем мы привыкли).

Но акцент хочется сделать на другом. Фундаментализм — это проб­лема духовная. Это очень и очень серьезное искажение христианской вести как таковой. Оно тем более опасно, что фундаментализму удалось убедить весь мир в своей ортодоксальности. Сейчас уже звучат голоса, призывающие отбросить этот гипнотический обман. Уже одного лишь изобличения докетистской природы фундаментализма было бы до­статочно для того, чтобы увидеть его духовную ущербность. О каком пробуждении, о каком решении насущных проблем церкви, о каком развитии можно говорить, если общая тенденция конфессионального богословствования завязла в учении, имеющем такие серьезные внут­ренние изъяны?

Тем не менее, мы можем решить эту проблему. Возможно, она будет решена привычным для протестантизма способом: путем дальнейшего деноминационного дробления, связанным с увеличением количества хри­стиан, неудовлетворенных фундаментализмом, которые уже начинают объединяться. Но у существующих конфессий есть еще шанс выйти из этой ситуации с наименьшими потерями. Фундаментализм пока еще не провозглашен официальным вероучением того или иного религиозного объединения. Просто так случилось, что именно этот вариант мышления стал нам навязываться в постсоветский период как западными миссио­нерами, так и потоком зачастую низкопробной околобогословской ли­тературы. Ныне пришло время опомниться и оглянуться. Неужели при нынешней доступности разнообразной литературы, при адекватной на­полненности информационных потоков так сложно сделать правильные выводы?

Фундаментализм в христианском мире — маргинальное явление: по крайней мере, не он определяет лицо церквей. Точно так же и в от­дельно взятом географическом регионе он вовсе не должен становиться единственной или господствующей формой христианского сознания. Ни одна конфессия, ни одна деноминация вовсе не обязаны сохранять верность этому учению (даже пятидесятничество, хотя миф о тожде­ственности пятидесятничества и фундаментализма довольно широко распространен). Руководители существующих евангельских объедине­ний вполне могли бы прислушаться к мысли о нецелесообразности стро­ительства конфессионального богословия по этой модели, на этом со­мнительном основании.

Вполне возможно, что для реализации конкретных шагов по очище­нию конфессионального богословия от фундаменталистских искажений лидерам церквей и объединений придется вновь засесть за учебники. Недавно автор этого доклада сделал удивительное открытие: после зна­комства с известным учебником А. МакГрата «Введение в христианское богословие» я пришел к выводу, что внимательное прочтение даже та­ких несложных книг несомненно обезопасило бы христианских служи­телей от увлечения фундаментализмом! Разумеется, это азы. Но в том-то и дело, что некоторые служители церкви последний раз брали в руки учебник богословия в те годы, когда число этих учебников не превышало одного-двух и представляли они собой переводы крайне устаревших, произвольно выбранных трудов представителей того самого марги­нального течения в западном христианстве, которое по некоторым при­чинам оказалось гораздо более активным в миссионерском плане, чем

христианство «оксфордское» и «даремское». Эта банальная, почти слу­чайная причина — миссионерская активность фундаменталистов (а из­вестно, что разного рода сектантские течения всегда особенно активны в миссионерском плане) сыграла с нами злую шутку, но не можем же мы свое дальнейшее развитие ставить в зависимость от этого исторического факта!

Очевидно, что богословское самоопределение постсоветского про­тестантизма вполне может стать решающим фактором в формировании уже не постсоветских, несамостоятельных в богословском отношении и стихийно традиционалистских церквей, а церквей полноценных еван­гельских церквей. Нужно только приложить к этому усилие.

Литература

1.     Бош, Д. Преобразования миссионерства: сдвиги парадигмы в богословии мис­сионерской деятельности / Д. Бош. — СПб.: Христианское общество «Библия для всех», 1997. — 640 с.

2.     Десницкий, А.С. Фундаментализм: выход или вызов для православной библеисти-ки? / А.С. Десницкий // Богослов.ги : научный богословский портал [Электрон­ный ресурс]. — 2010. — Режим доступа: http://www.bogoslov.ru/text/1240183. html. — Дата доступа: 27.06.2011.

3.     Дубровский, А. Религия, преодолевающая себя / А. Дубровский. — Ирпень: Ассоциация «Духовное возрождение», 2011. — 167 с.

4.     Кураев, А. Протестантам о Православии / А. Кураев. — М.: Издательство Мо­сковского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1999. — 268 с.

5.     Мень, А. Библиологический словарь: в 3 т. / А. Мень. — М.: Фонд имени Алек­сандра Меня, 2002. — Т. 1. — 603 с.

6.     Тиллих, П. Систематическое богословие / П. Тиллих. — СПб.: Издательство «Алетейя», 1998. — 509 с.