В последнее
время часто размышляю над вопросом, где проходит грань между библейскими «закваской»
и «тестом». Большинство христиан, наверное, хотели бы воспринимать себя именно
как закваску – мы те, кто меняет тесто, мы те, о ком Иисус рассказал притчу: Царство
Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки,
доколе не вскисло все» (Матф.13:33). Но вдруг мы не более, чем тесто, которое меняет
закваска? «Иисус сказал им: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской.
Они же помышляли в себе и говорили: [это значит], что хлебов мы не взяли. Уразумев
то, Иисус сказал им: что помышляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли? Еще
ли не понимаете и не помните о пяти хлебах на пять тысяч [человек], и сколько коробов
вы набрали? ни о семи хлебах на четыре тысячи, и сколько корзин вы набрали? как
не разумеете, что не о хлебе сказал Я вам: берегитесь закваски фарисейской и
саддукейской? Тогда они поняли, что Он говорил им беречься не закваски хлебной,
но учения фарисейского и саддукейского» (Матф.16:6-12).
"Камень преткновения" - блог посвященный рассмотрению как важных, неоднозначных и серьезных вопросов христианской веры в свете библейского богословия, так и курьезных, спорных и подчас абсурдных вопросов связанных с вероисповеданием современного евангельского христианства. Цель этого блога - формирование образовательной площадки посредством проведения богословской дискуссии и реформирование современной евангельской церкви через критическое осмысление ее библейской позиции.
среда, 30 октября 2013 г.
понедельник, 28 октября 2013 г.
Фазиль Искандер о Божьем Сыне
Чтобы там ни говорили богословы, я думаю, что Христос создал свое учение именно как человек, а не как Бог. В его учении нет ничего такого, что не было бы подтверждено человечес-ким опытом. Если что и было в его учении божественного, так это точность в понимании реальных возможностей человека.
Было бы странно и непоследовательно, если бы он, будучи Божьим Сыном, принял смерть именно как человек, а учение, которое он оставил людям, было бы результатом божественного откровения. Как раз потому, что он учение свое создавал на основании пусть и гениального, но человеческого опыта, он и смерть принял как человек неохотно, томясь духом, тоскуя.
Уподобляясь древним грекам, представим случившееся так. Бог сказал своему сыну:
— Что-то я перестал понимать людей. Один глупый рыбак может так запутать леску, что десять умных рыбаков ее не распутают. Сойди к людям и пройди как человек весь человеческий путь. Дай им урок и возвращайся обратно. Но если и это им не поможет, я эту лавочку прикрою вообще.
Кажется, подвиг Христа был бы гораздо убедительней, если бы он, родившись человеком, забыл, что он Бог, и люди узнали бы об этом только после его воскресения. Но это только кажется.
Если бы Христос не знал, что он Богочеловек, не было бы не только подвига его человечес-кой смерти, но и не было бы подвига снисхождения Сильного к Слабым, дабы помочь им восстановить силу духа. Это урок терпения и любви, тем более что мы понимаем: при повышен-ной тупости учеников он мог в любой миг прервать этот урок и удалиться от людей. Но он не прервал урок, его прервали.
Пишу роман...
Вот уже несколько дней
мне снится N,
во сне я прихожу к нему, чтобы сказать прости, я прошу простить меня за то, что я не
оставил ему выбора. Самое страшное покаяние – покаяние, сделанное под
давлением. От него душе человека не будет пользы, а только один вред. Весь ужас
покаяния под давлением в том, что он подобно признанию под пыткой является
результатом насилия над волей человека, от чего в душе человека остается
неизгладимый шрам. Вот ведь где ужас и парадокс – покаяние должно было бы
излечить, исцелить душу кающегося, а здесь оно причиняет боль, заставляет
пережить стыд и вместо того, чтобы избавить от вины вынуждает ее чувствовать
как никогда остро.
Похоже, что я причинил душе N именно такой вред, и что наиболее трагично – в тот
момент сконцентрировавшись на своей собственной боли, я не смог понять, что за
боль чувствовал он – опозоренный, раздавленный, вынужденный каяться, но не
кающийся.
Разве я мог тогда предположить, что сделает с ним моя принципиальность?! Тогда
мне казалось, что я его любил, но как же я ошибался… Если бы любил, то, конечно
же, позволил ему самому сделать свой выбор.
Нет большего самоотречения, чем позволить тому, кого ты любишь жить без
тебя, позволить ему сделать выбор и выбор не в твою пользу. Нет большей муки,
чем видеть как тот, кого любишь осознанно делает то, что заставляет тебя
чувствовать боль. В этом любовь Бога к нам, в этом Его призыв взять свой крест,
отвергнуть себя и последовать за Ним.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)